— Да, Наташа, так всё и было. Жены не стало… При родах… Малыша тоже не спасли. — Сергей привычным жестом потёр переносицу. — С тех пор мы с Матвеем живём вдвоём. Нет, втроём, если считать Берту. Я принёс её в дом щенком, в самое тяжёлое для нас всех время. Боялся. Боялся не справиться со своим горем, с горем Матвея. Боялся, что могу отказаться от Берты, если она не станет той каплей утешения для меня и сына. Мне до сих пор стыдно за это. Чувствую себя предателем.
— Подождите, Сергей, но ведь Берта с вами и вы её любите.
— Сейчас да. Но брал я её не потому, что очень хотел. От горя, от отчаянья, если хотите. Как спасение, как лекарство. Получается из корысти. А она всегда любила и любит нас просто так. Понимаете, Наташа, она лучше меня, честнее и бескорыстней. Собаки вообще лучше людей.
— Сергей, это смахивает на самоедство, но насчёт собак я соглашусь.
— Наташа, а вы никогда не задумывались о том, чтобы…
— Ага, — Наталья слегка нахмурилась, — получается, этот разговор тоже затеян был не просто так?
— Ну, вот, — Сергей по-настоящему огорчился, — я вас рассердил? То что я сейчас рассказал, это всё было абсолютно честно с моей стороны. Просто у меня уже давно не было такого уютного вечера и собеседника, с которым хотелось бы говорить… Простите за излишнюю откровенность.
— Что вы, — смутилась Наталья — я и не сомневаюсь, в искренности ваших слов. Но, признайтесь, ведь разговор про Берту зашёл не случайно.
— Признаюсь, да. Илька плакал сегодня. Не от боли, не от обиды. Он ни на секунду не задумался, когда защищал Вильсона. И не только потому, что добрый и смелый, а потому что уже любил этого щенка. Хоть и не видел прежде. Не так, как я Берту. Наташ, если вам кажется невозможным брать собаку в дом, то я уже пообещал Илье, что Вильсон останется жить с нами, а он сможет приходить сюда тогда, когда захочет.
— Это немного неожиданно. Я имею ввиду события сегодняшнего дня. Но я никогда не была против животных в доме. До двух Илькиных лет у нас жил старый кот. Илья его уже не помнит. Потом, когда кот умер, было ни до кого. Больницы, врачи, бесконечные заключения. Надо было бороться за ногу. Да и Илька раньше не заговаривал о собаке.
— Наташа, у вас не по годам взрослый сын. Илья очень хорошо понимает, как вам трудно, и не хочет добавлять проблем. Он и плакал сегодня так, как плачут только мужчины, стесняясь своих слёз, и только тогда, когда сдержать их уже невозможно. Он сам хотел с вами поговорить, но вот я, самоуверенный пижон, почему-то решил, что сделаю это лучше.
— Так вот что Илья скакал весь ужин. — Рассмеялась Наталья. — Я подумала, что у него это от обилия впечатлений, а, оказывается, затевались серьёзные переговоры.
— Которые потерпели крах… — Сергей театрально развёл руками.
— Не опережайте события. Я не сказала «нет».
— Но и «да» пока не сказали тоже. Наташ, ещё кофе?
— Ой нет, спасибо большое, уже поздно. — Наталья бросила взгляд на часы. — И я даже не представляла, что настолько! Матвею же завтра в школу. Илька, собирайся, нам пора!
Илька с Матвеем высунулись из комнаты. Оба бросали вопрошающие взгляды на Сергея Алексеевича. Тот едва заметно пожал плечами. Мальчики переглянулись, и Илька, опустив голову, поковылял одеваться. В это время следом за ребятами, весело мотая хвостом, выскочил Вильсон. Разогнавшись и не успев сориентироваться, он с разбегу ткнулся в Наташины ноги и теперь озадаченно крутил головой.
— Здравствуйте! — Строго произнесла Илькина мама. — Это что ещё за новости? Если, молодой человек, вы собираетесь жить с нами, то учитесь себя вести!
Вильсон неожиданно сел, как самый примерный и послушный щенок в мире, и внимательно смотрел на Наталью, словно показывая, что он понял абсолютно всё, что ему сейчас сказали.
Это выглядело настолько комично, что все расхохотались. Все, кроме Ильки. Его, и без того большие глаза, распахнулись ещё шире, и в них, как в двух озерах, плескалась пока нерешительная, недоверчивая радость. Он смотрел на маму, боясь переспросить и услышать ответ. На выручку пришёл Сергей Алексеевич.
— Матвей, посмотри-ка в черной спортивной сумке с амуницией тонкий Бертин ошейник. Не на руках же опять тащить этого охламона.
— Мама, мамочка, это правда?!! Правда, что Вилька будет жить с нами?! Спасибо!!! Я всё-всё сам буду, мама. — Илька заглядывал Наташе в глаза, не смея верить собственному счастью. -Дядя Серёжа, не надо ошейник, я понесу и на руках, ничего страшного!
Но пришлось подождать, пока Сергей укорачивал ремешок, делал в нём новые отверстия и подбирал на первое время подходящий поводок. Домой шли дружной компанией. Не привыкший к ошейнику Вилька пытался вытащить из него голову, и путался в поводке. Пришлось таки Сергею взять щенка на руки.
— Завтра обязательно надо показать Вильку ветеринару. — Говорил он Наталье. — Я подскажу хорошего врача. Он нашу Берту давно наблюдает. А ещё лучше, сам съезжу к нему вместе с мальчишками. У меня как раз выходной. И всё, что надо, заодно Вильсону купим. Вот Матвей из школы вернётся, и поедем.
— Интересно, кто из нас таратор? — Словно сам себе тихо заметил Матвей, и покрепче сжал Илькину руку.
Держась за старшего друга, Илька не спускал глаз с щенка на руках Сергея, словно боясь, что тот куда-то исчезнет. Ему, казалось, даже идти стало легче, настолько он переполнен был лёгкой звенящей радостью.
У подъезда попрощались. Сергей передал Вильсона Ильке и, мальчик бережно прижал щенка к груди. Наташа с Ильёй долго смотрели вслед двум мужчинам, взрослому и маленькому, между которыми гордо шла красивая крупная овчарка. Неожиданно они остановились и, оба, одновременно обернувшись, вскинули руки для прощания.
— До завтра! — Донёсся голос Матвея.
Они ещё постояли. Подняв голову, Илька разглядывал звёзды на ясном осеннем небе.
— Думаю, завтра будет хороший день! — Серьёзно и мечтательно произнёс он.
— Хороший. — Согласилась Наташа. — Думаю, сын, впереди ещё очень много хороших дней. Вот только с бабушкой о Вильке будешь договариваться сам.
— Ага! — Беззаботно отозвался Илья. — Ну что, Вильсон, домой?
Хлопнула дверь подъезда. Через пару минут на тёмном лице старого дома загорелось тёплое жёлтое окошко.
«У каждого существа должен быть свой дом с окошком…А когда сзади светит, ждёт тебя обратно такое вот окно, идти не страшно. И жить не страшно.»
